Медик шагнул чуть ближе, начал загибать пальцы:
— Вот это два пулевых, одно после чего-то серьезного, по касательной. Вот это — рубцы после напалма, он характерные следы оставляет. Тут ножевой вроде. Или нет?
— На колючку напоролась.
— Ага, точно. Ну и еще по мелочи, вроде меток от осколков и прочей дряни… Главное не это. Сюда смотри.
Дымов подался вперед:
— Коды?
— Номера лагерей. Этот завитушками с Гризза, у меня знакомый из второй бригады такой получил под конец драки. Этот — не знаю откуда.
Развернув руку, смотрю на тонкие линии шрамов на предплечье:
— Концентрационный лагерь Штах.
— А звездочка вот эта?
— Попытка побега.
Оборачиваюсь к полочке, где примостились шампунь и мягкая губка. Позади — тишина. Я знаю, почему. Потому что на спине нет живого места, все в рубцах. Да, медики постарались, большую часть омертвевшей ткани убрали, но косметику не делали. Откуда у нищей девчонки с разоренный войной планеты деньги на такое? Поэтому и ношу всегда спортивные кофты с длинными рукавами, чтобы народ не пугать.
Забрав свои принадлежности, иду в предбанник. Народ молча расступается. Одеваюсь, теперь можно и спать ложится. Но не успеваю забраться под одеяло, как рядом снова молчаливой кучей сгребается десантура.
— Пикси, можно спросить?
Не отвяжутся. У парней мир — черно-белый обычно. Здесь свои, там чужие. И если что-то им не понятно — будут башкой бить до момента, когда странный и непонятный факт не ляжет по ту или иную сторону прописанной в мозгах картинки.
— Спрашивай, серж. Постараюсь ответить.
— Штах. Там же восстание было, так?
— Было. Три попытки побега и потом бунт. Из двух тысяч заключенных до космобота охраны добралось меньше пятидесяти. На орбиту выбрались десять. Эсминец “Ревущий” подобрал трех выживших.
— И адмирала Кравчик?
— Госпожу Кравчик с бота сняли уже мертвой. Погибла на спарке, из которой истребители сшибала. Выжили младший пилот Кучера, первый лейтенант Новак и я.
Развернувшись к белобрысому залетчику, штаб-сержант отвесил ему знатного “леща”:
— Густав, вот почему как где дерьмо, так ты рядом? Всегда… Что, так весело было над сестрой постебаться? Без этого — никак?
Ладно, мне спать хочется, а народ явно собирается разбор полетов устроить. Но чужое имя присваивать не хорошо. Десантура своими считает только тех, кто вместе с ними сквозь огонь прошел. Самозванцев терпеть не могут.
— Серж, я гражданская. Погоны не ношу.
Дымов демонстрирует залетчику кулак, потом поворачивается ко мне:
— А это не важно, сестричка. Ты “маме” Кравчик спину прикрывала, ты с ней вместе в лагере выживала назло всему. Поэтому — прости идиотов, мы не знали. А погоны — это не важно.
Может и так. Адмирал Кравчик — одна из икон десанта. Она принимала непосредственное участие в формировании сначала трех бригад усиления, а затем в боях за плацдармы на моей родной планете. Это для большей части политического истеблишмента Кравчик — неудобная фигура, про которую хотят забыть. Для парней, что стоят передо мной — она ангел-хранитель, отдавшая жизнь за их будущее.
— Хорошо, любимые родственники. Давайте тогда сворачиваться. Если что — завтра продолжим. Неделя тяжелая выдалась, хочу отдохнуть.
Народ рассосался по койкам абсолютно бесшумно. Только медик притащил запасной плед и положил рядом с мной — типа, чтобы не замерзла. Хорошо еще, что никто сказку на ночь читать не стал. Я бы тогда точно вызверилась. Мне хоть и четырнадцать, но я — взрослая. На проклятой войне дети не выживают. Это — непреложный закон. Как и многие другие, написанные кровью.
* * *
Утром на завтрак пошли большой кучей. Наверное — кто-то хотел вопросы позадавать, но я будущее веселье обрубила сразу:
— Если кому-то хочется насчет моих проблем позубоскалить, то сразу предупреждаю: выведу на шлюзовую палубу и пинком под зад за борт отправлю. По делу — со штаб-сержантом пообщаюсь, он дальше доведет до остальных, если сочтет нужным. На этом — все.
Здесь главное — говорить на их языке. Используя знакомую терминологию, привычные стандарты и правила. Это моментально укладывается в привычную матрицу “упал-отжался” и не вызывает отторжения. Само собой — дураков среди десантуры нет, дураков даже в пехоту теперь стараются не брать. Просто стиль мышления у них — специфический. И желательно про это не забывать.
Ближе к обеду я вернулась после прогулки по местным закоулкам и подсела к Дымову.
— Серж, кое-что уточнить хочу.
— Давай, сэ-а [3].
— Как твой взвод смотрит на то, чтобы чуть-чуть подзаработать и не лезть на стенку от скуки всю неделю полета?
— Что надо делать?
— Не “надо”, а “можно”. Я с технарями поговорила, у них на нижней палубе аврал. Когда грузились, капитан прихватил шабашку до Сатарда. И теперь в грузовых трюмах бардак, все понапихали через одно место, только бы не сорвать вылет. Поэтому надо устроить “тетрис” — сначала часть в коридор выгрести, затем перекантовать и к стенам ближе “долгие” грузы [4] загнать, а затем остаток на место вернуть.
— Круглое тащить, квадратное катать? Привычно.
— Ага. Главное — нежно и без дурнины. Экзоскелетами народ поделится. У них даже минимальная ставка грузчика есть для каждого, кто захочет попотеть. Десять кредитов в час.
Деньги — так себе, за такую ставку сейчас даже уборщика в уличное кафе найти сложно. Фишка в том, что бойцы будут заняты и хоть что-то в карман смогут положить. Более чем уверена, что во время отпуска спустили все до последней монеты. Еще один плюс — это выплачивают из расходных капитанских фондов, без налоговых отчислений. Поэтому очень может быть, что я помогу и технарям, и воякам. По доброте душевной.
— Я в деле. Сейчас остальных спрошу. Только у Вилли спина не долечена, ему лучше тяжелое не ворочать.
Вилли — это капрал, который надо мной спит. Я после завтрака заметила, как он аккуратно передвигается и даже предложила поменяться местами. За что получила обиженный взгляд и просьбу не делать из него инвалида.
— Вилли может мне помогать. У них погрузчик есть, будет меня возить. На мне — вся логистика и прочая дурацкая акробатика. Кстати, ставка для него будет та же.
Так двадцать обитателей одной из кают лайнера упоролись по физкультуре. Подобно муравьям мы таскали, волочили, кантовали и материли непослушное тяжелое железо. Команда корабля помогала, одновременно с этим занимаясь кучей других дел. Но в итоге за сутки до прилета все было закончено, народ получил наличные и теперь отдыхал, расплывшись уставшими амебами по койкам. За столом сидели только мы с Дымовым, чаи гоняли.
— Пикси, мне тут птичка принесла на хвосте, что ты вообще работала “за спасибо”. Это как понимать?
— Наврали тебе, серж. Посмотри на мою честную рожу — как я могла о себе, любимой, не позаботиться?
— И? Что я не знаю?
Вот ведь упрямый. И если не рассказать правду, обязательно постарается деньги всучить. Кстати, не удивлюсь, если часть истории он знает. Настырный, чертяка.
— Я в Академии буду на всем готовом. Жилье оплачено, форму выдадут, кормят-поят за счет заведения. Поэтому наличные особо не нужны. Зато корочки разные и поощрения не помешают. Поэтому вы изображали титанов, пахали как проклятые. А я в системе числилась младшим карго. И эти часы мне заверили и выдали сертификат, что допущена к управлению группой класса “два-ди”.
— Малая механизация, до полуроты включительно?
— Ага. И эту бумажку мне никто бы за денежку не подарил, даже если бы очень-очень просила. Зато теперь плюсик заработала и связями чуть обросла. Как на точку лайнер встанет, надо будет к дальнобойщикам подойти. У них шурин местного поммеха там баранку крутит. Подбросит до места. Если буду первой на распределении — смогу выбирать, что понравится.
